А ты что собираешь?

 Родители часто пытаются взять все воспитание на себя. Это невероятно трудно, а в нашей сегодняшней жизни втройне. По мере превращения ребенка во взрослого, как ни старайтесь, контакт с ним чаще всего ослабевает. И уж сплошь и рядом не знает родитель — даже усердный и любящий,— что за человек его чадо; что думает, чем дышит, какие знакомства имеет и влияния испытывает.

Нужно, словом, что-то еще, что воспиты­вало бы, помимо прямой деятельности пап и мам. Нужны подпорки.

Этими «подпорками» вполне могут быть самостоятельные занятия ребенка каким-то делом. Сколько наслушался востор­женных рассказов родителей — вот поступил-де мальчик в спортивную секцию, и не узнать! Подтянулся, повзрослел, учить­ся стал организованнее и лучше, чувство ответственности появилось, время ценит, как взрослый. Или поступил в музыкаль­ную школу — такая же перемена. Или еще чем-то занялся — с такими же бла­гими последствиями.

Вот это великое родительское счастье — когда находится подобное занятие! Есть оно — половина воспитательной работы уже сделана. И как великолепно сделана!

Мы, взрослые, бьемся и бьемся, чтобы привить ребенку представления об акку­ратности, дисциплине, трудолюбии, прочих добродетелях. Бьемся — а с него как с гуся вода. И естественно, что как с гуся вода; ведь наши наставления — это же не его собственный, им выстраданный опыт, а чужие слова. Не более чем слова... Потому что в той жизни, что он ведет, мало что подтверждает их правильность. Неаккуратность мало мешает ему жить. Недисциплинированность — тоже. Отсут­ствие трудолюбия — аналогично.

Но совсем иное дело, когда его начи­нает воспитывать любимое им занятие. Тут уж он должен быть аккуратным, трудо­любивым, рассчитывать время и пр. и пр.— иначе будет не успевать, иначе ни­чего не получится. Тут все столь усердно пропагандированные нами, качества рож­даются в нем самом как необходимость, как его собственное решение. Вот такие воспитательные   приобретения — прочны!

Конечно, не всегда подобные занятия легко найти. Наша жизнь плохо приспо­соблена для подобных увлечений. Круж­ков всяких у нас не так уж мало — во всяком случае в крупных городах; но набор их стандартен, обучение там бывает нередко не просто плохим, а антипедагогическим, отталкивающим детей. На опыте своих детей знаю: преподаватель, чувст­вующий детскую душу и оную любящий,— большая редкость; большинство равно­душны; и это еще не худший вариант; попадаются и злые, желчные, которых дети не любят и боятся. Поэтому нередко бывает так, что любящая мама пристроит ребенка в один кружок или секцию, а он не увлечется; во второй — то же самое. В третий — опять. После этого она кончает попытки или примиряется с тем, что он туда ходит — значит, хоть не болтается без дела. Неимоверное количество наших детей проходят через разные внешколь­ные занятия, почти ничего от них не получая.

Тем не менее надо все-таки стараться что-то найти. То, что ребенку понравится, чем он загорится. Тут еще родителей часто сбивает стремление пристроить в пре­стижный кружок, секцию или школу (музыкальную, например). Вкус ребенка подменяется вкусом старших — они ему стремятся этот вкус внушить, доказывая, что престижное лучше, что потом «все будут на тебя смотреть» и тому подобное. Ребенок часто поддается игре на таких струнках, ведь ему действительно хочется, чтобы на него смотрели все и все о нем говорили. Но если душа к престижному занятию не лежит, если способности к нему невелики, толку не будет. А потом с    детской    прямолинейностью    побежит прочь от такого занятия, каким бы распрестижным оно ни было. К большому  огорчению родителей, жаждущих сделать чадо объектом восхищения...

Словом, искать надо по детскому, а не своему вкусу. Мобилизуя для этого всю информацию и возможности, какие су­ществуют. Ибо ставка-то очень высока — огромная помощь в развитии, становлении ребенка.

И вот тут не грех обратить внимание на коллекционирование. Это немудреное занятие — какая-то Золушка у многих родителей. Серьезно они его не восприни­мают, считают преходящим и пустяковым увлечением, которым ребенок пере­болеет и благополучно забудет. Поэтому мало замечают. А уж о том, чтобы считать эту детскую страстишку полезной, под­спорьем воспитательным,— об этом и речи нет. Больше того, нередко и отрица­тельное отношение: это-де пустяк, отры­вающий от более важных дел, да еще и вводит в расходы...

Верно: масса детей, поколлекционировав месяц-другой или год марки, значки или еще что-то, бросают это занятие и больше никогда не вспоминают о нем. Сами родители, вероятно, в детстве тоже столь же мимолетно пособирали что-то, оставили — и с тех пор усвоили, что ничего серьезного в таком времяпрепровожде­нии нет.

И иное верно: коллекционирование неочевидно своими добродетелями, его не сравнишь с таким выразительным, опять-таки престижным занятием, как балет, музыка, некоторые виды спорта, жи­вопись. Те делают культурнее, красивее, сильнее, умнее — а коллекционирование что? Много ли дает коллекция?

Давайте и порассуждаем: много или мало?

Начну с такой мысли. Любое тяготение у ребенка, если оно чем-то поддержано «изнутри», есть тяготение очень важное. В ребенке ведь заложены все остальные побуждения взрослого, только гораздо более открыто. Ребенок — это в каком-то смысле расшифрованный взрослый (взрос­лый точно так же — зашифрованный ре­бенок). Коллекционированию отдают дань практически все дети поголовно. На корот­кое ли время или надолго — но отдают. Значит, здесь мы сталкиваемся с какой-то очень важной потребностью человече­ского существа.

Какую важную потребность удовлетво­ряет у ребенка коллекционирование? Есть только один способ понять: поста­раться вспомнить, будучи уже взрослым (или во всяком случае в переходном возрасте), отчего коллекционировать за­хотелось? Мне посчастливилось вспом­нить — я тоже отдал когда-то собиратель­ству дань, причем долгую,— что суть заключалась в удовольствии (даже наслаждении), которое получал от созерцания однородных и вместе с тем отличаю­щихся один от другого предметов. Затем разговаривал с другими, переболевшими коллекционированием. Разные объясне­ния услышал, в том числе и почти иден­тичное моему: когда коллекция лежала перед глазами, это давало радостное чувство. Думаю, что в основе — догады­ваюсь так — было то же самое: радость от сочетания однородности с разно­образием.

Теперь вдумаемся — что это за радость?

Это — безусловно эстетическое пере­живание. Наслаждаться видом разнообра­зия в однообразии — это же восприятие гармоничности в чистом виде! Гармо­ния — это и есть сочетание частностей, объединенных общим. Я полагаю, именно в эстетическом удовольствии и спрятан ключ к разгадке первоначального порыва коллекционировать. Косвенное доказа­тельство вижу в том, что натуры артисти­ческие, натуры музыкальные, то есть такие, которые на гармоничность отзы­ваются сильнее прочих, очень часто бы­вают самыми заядлыми коллекционерами.

Взрослым нелегко понять этот перво­начальный детский порыв и отнестись к коллекционированию уважительно. Де­ло в том, что на это увлечение они смотрят своими глазами, через свои интересы. Взрослым оно представляется иначе — часто как корысть в чистом виде. Как ско­пидомство.  Даже как некое мошенническое занятие (в нашем обществе накопи­лась масса предрассудков против вполне нормальных занятий). Нам ведь десятиле­тиями ставили мозги набекрень насчет того, «что такое хорошо, а что такое плохо». Коллекционирование со сталин­ских времен угодило в список сомнитель­ных, нечистоплотных досугов. Но даже если у конкретного папы или конкретной мамы нет этого предубеждения, то оста­ется другое — что тут пустое, несерьезное проведение времени. Из этой неспособ­ности учувствовать душой суть детского коллекционирования и проистекает непо­нимание его эстетической сущности. А из непонимания — ложное его истолкование, приписывание  ребенку  ложных  мотивов.

Мне — и на собственном детском опы­те, и по рассказам других — не раз прихо­дилось сталкиваться с такой вот происте­кающей от непонимания негативной реак­цией старших на детское стремление собирать (когда становилось очевидным, что оно не пустяк, а нечто упорное). Знаю случаи, когда мамы (мамы вообще в этом случае чаще, чем папы, бывают настроены против) просто запрещали детям увле­каться этим делом. Обоснования одно­образны: либо отвлекается от более стоя­щего дела; либо занимается очевидными пустяками; либо приходится выделять деньги, столь нужные на куда более су­щественные потребности. Бывают случаи, когда родители считают какой-то вид кол­лекционирования даже унизительным, чуть ли не позорным. У моего детского сверстника бесцеремонная мама отобрала и выкинула коллекцию «фантиков» — конфеточных оберток! Сочла немальчише­ским делом такое собирательство. Гораз­до позже видел маму, столь же решитель­но действовавшую в отношении коллекции кукол пятнадцатилетней дочери — дес­кать, сколько можно иметь дело с кук­лами?

Возражая таким родителям, хочу ска­зать еще вот что.

В коллекционировании, помимо эстети­ческого, скрыто еще и другое. Не торопи­тесь расправляться с собирательством или относиться к нему безразлично. В том-то, кстати, и трудность выработки понимаю­щего отношения к этому занятию, что оно преимущественно — у детей, под­черкну (но и у взрослых часто) — носит психологический характер. В самом деле, когда ребенок занимается, допустим, боксом или обучается игре на скрипке, то совершенно ясно для чего. И совер­шенно ясно, что это обучение ему может дать, какую пользу. Спросите любого, сразу скажет: способность защищать себя, быть сильным (бокс); развить музы­кальный слух и вкус, овладеть престижным навыком (скрипка). А детское коллекцио­нирование? Очевидных результатов и вы­год не видно.

Не видно, потому что они во многом именно в области психологии. Во втором, в третьем слое наших реакций и потреб­ностей.

Опять обратимся к детским впечатле­ниям (у кого они есть). Не помните ли такого: коллекция вызывает особое, при­поднятое чувство? Нечто вроде окрыленности. Какой-то прилив мечтаний.

Ведь она состоит из предметов, так или    иначе    передающих    разнообразие мира: монеты (среди них есть старые или иностранные); марки с разными изобра­жениями; значки с различными эмбле­мами и надписями. Глядя на коллекцию, детская душа получает представление о разнообразии — притягательном разно­образии мира. О его красочности, много­детности, поразительном богатстве на детали и всяческую пестроту.

Стало быть — и это очень важно и по­лезно,— коллекция это еще и некий зов для ребенка. Приглашение увидеть чудес­ный мир. Окунуться с головой в его разно­образие. Призыв путешествовать и знако­миться. Возбуждает и воодушевляет. Будоражит и заставляет мечтать. Побуж­дает увидеть как можно больше.

Полезнейшее переживание для малень­кого человека! Гигантской важности! Знаете ли, что зарядившиеся с детства таким переживанием люди могут стать активными на всю жизнь? Что в них может заработать некий мотор, который сообщит им энергию, стремление побольше пере­жить, перевидеть, перечувствовать, то заинтересованное, азартное отношение к жизни, без которого не бывает больших достижений. Да и просто не бывает инте­ресной жизни...

Возможно, когда-нибудь изобретут «ме­тод выявления степени погруженности души» в эмоции радости, воодушевленности, охваченности фантазией и надеж­дами. И, может быть, очень высокую степень этого подъема прибор зарегистри­рует как раз тогда, когда маленький маль­чишка, отдалившись в какой-то уголок от взрослых, глядит и глядит на горстку не­обычных монет или грудку ярких марок...

Не стану распространяться о познава­тельном значении коллекционирования. Не потому, что это очевидно, а потому, что, на мой взгляд, как раз неочевидно, если говорить о детском коллекциониро­вании. Кстати, взрослые — те из них, кото­рые к нему относятся одобрительно,— обычно считают, что уж что-что, а познава­тельный коэффициент полезного действия в коллекционировании налицо. Сам был мальчишкой-коллекционером, знавал пол­дюжины таких же сверстников, но совер­шенно не помню, чтобы собирательство толкало нас что-то обстоятельно узнать о предметах собирательства. Скажем, о странах, откуда они появились, об истории тех времен, из которых они дошли... Предполагаю: когда взрослые ведут речь о просветительском эффекте коллекцио­нирования, они переносят на него собст­венное отношение. Вот у взрослых коллек­ционеров стремление узнать «контекст» предметов коллекции, подробности их изготовления и т. п.— действительно вы­ражено (хотя тоже не у всех). Впрочем, вполне готов допустить присутствие и познавательной отдачи в детском коллек­ционировании — тогда я просто не был (и мои сверстники) в числе тех, на кого эта задача распространялась.

Но в чем больше уверен, так это в том, что от коллекционирования может быть еще одна важная отдача — деловая.

Наконец-то предприимчивость стала считаться у нас полезной и важной чертой личности! Наконец-то деловитость, ини­циативность заняли подобающее им место в шкале ценностей... Но ведь мало их одобрять — надо уметь их развивать. Уже

в ребенке! За рубежом это давно умеют. И усердствуют в этом. Там воспитание и даже образование детей сориентиро­ваны на формирование навыков самостоя­тельности — будь то в поведении или дея­тельности, учебе, размышлениях. Самыми различными приемами поощряются ини­циативность, находчивость, энергия, вы­думка. Мы же пока еще по инерции ста­раемся выращивать главным образом по­слушных, подчиненных, повинующихся. В обучении суть — повторить, запомнить. В общении — выполнить, повиноваться. То, что подобное вопиюще не получается, логично. Ребенок, которого все время заставляют, все время приучают к послу­шанию, вырастает строптивым, полным чувства вызова и бунта. Нормальная реак­ция нормальной натуры! Некогда, помню, в нашей прессе часто мелькал такой пассаж: зарубежные горе-советологи объясняют исторически прослеживаемую склонность русского народа к сметаю­щему все на свете бунту тем, что русским свойственно туго пеленать младенцев. От такого пеленания с самого начала накапли­вается жажда протеста и буйства. Этот пас­саж призван был убедить нас в том, какую чушь пишет буржуазная пропаганда, как гнусно клевещет. На самом деле никакой клеветы и чуши нет. Если воля, свобода действий человека грубо, жестко подавля­ются, он превращается во взрывоопасное существо, в нем образуется потенциал яростного поведения.

Так вот, чтобы не выращивать в ребенке столь опасные качества, а развивать актив­ность сугубо позитивную, неразрушитель­ную, надо давать ему с детства возмож­ность действовать самостоятельно. Тут должна быть целая, конечно, система, но коллекционированию в ней вполне найдет­ся место. Поощряйте в ребенке хлопоты, связанные с собирательством. Не заме­няйте собою его в качестве собирателя. Давайте возможность покупать, что счи­тает нужным (конечно, если его возраст уже позволяет это делать). Снабжайте его для этой цели, насколько посильно, день­гами — детское коллекционирование не так уж много средств требует. Не бойтесь, что кто-то обманет, надует — пусть; ско­рее научится быть сообразительным, осмотрительным, расчетливым — чем плохие качества? Иные родители опаса­ются: втянется в этот подозрительный мир коллекционеров, станет нечестным. Жуликом, чуть не преступником. Это — типичная предубежденность, в любом, деле можно стать нечестным. Коллекцио­нирование — детское — вовсе не так изо­билует обманами, как кажется. Не надо так плохо думать о детях. А то, что ребенок познакомится в конце концов и с обма­ном — что тут такого ужасного? Как будто он не знакомится с ним в повседневной жизни тоже...

В общем, вполне можно рекомендовать собирательство как одно из дополнитель­ных средств воспитания ребенка. Не уни­версальное оно, не все дети будут упорно этим заниматься. Но хоть не надо мешать (а надо поощрять!), когда будут.

Юрий Олещук